В устье реки

Недалеко от лесопильного завода — многолетняя свалка опилок. Для рыболовов не свалка, а золотоносная жила. Зимой и летом, в зной и дождь здесь всегда изобилие красных червей. Копнешь палкой — и они в отвале, словно пружины, извиваются. На крючке ходят, как тигр в клетке. Мимо такой наживки ни одна рыба не пройдет.

Приедут к нам рыболовы из других мест со своей наживкой и часами сидят с удочкой без толку. Поклевки нет и нет. Сядешь рядом, насадишь на крючок «нашего» червя — и что ни заброс, то поклевка.
Теперь вам должно быть понятно, что такое красный червь, выкормленный отходами лесопилки.

Довелось мне как-то побывать в городе Приозерске.На свалку целлюлозного завода за червями рыболовы даже из Ленинграда приезжают. Там не свалка, а целая гора из елового корья и опилок. Местные жители эту гору называют «второй пирамидой Хеопса». Жидкие отходы целлюлозный завод сливает в устье реки Вуоксы. Прибрежные жители лодки и баркасы завели: в Ладожском озере отравленную рыбу вылавливают, свиней кормят. Но сточные воды производства — особая статья, об этом не вскользь говорить надо, сейчас же речь о другом.

Сегодня мне отпуск по графику вышел. Через год — на пенсию. Но я никаких домов отдыха и санаториев не признаю. Для меня лучший отдых — путешествие по родному краю. Не просто так, а, конечно, с удочкой в руках или с ружьем за плечами. Часто путешествую не один, жена — мой неутомимый товарищ в походах.

Вместе с ней не одну сотню километров прошли. Но теперь еду один. Жена к сыну в гости отправляется, соскучилась. Дети — ее слабость. Если о ее любви к детям подробно рассказывать, недели не хватит. Может, встретимся на рыбалке — расскажу, обязательно расскажу. Там, у костра, вечером беседа задушевней получается.

Встретятся люди первый раз, за один вечер друзьями на всю жизнь становятся. По моему понятию, дым костра, звездное небо хорошо на людей действуют. Думаю, когда-нибудь сидение у костра санаторным больным, как хвойные ванны, прописывать станут. Особенно тем, у кого характер тяжелый да неуживчивый...

Сел на попутную машину, еду, во все стороны смотрю на проснувшуюся после зимней спячки природу, любуюсь. Скоро выходить. У чуть заметной тропки водитель машину остановил. Поблагодарил его, он мне на прощанье рукой махнул. Хороший народ, водители грузовых машин!

Шагаю по лесу, а в нем благодать неописуемая. Снял шапку, темному бору поклонился, поздоровался. От его имени дятел раскатистой дробью приветствует, желтогрудые синицы в перезвон ударились. Сосны аромат разливают, весенняя земля подснежниками украсилась. Иду, подсобой ног не чую, на душе полный оркестр симфонической музыки. Не успел оглянуться, как пять километров позади остались. Вышел к устью. Тишина. В озере голубое небо купается, по нему маковыми зернами стаи уток рассыпаны. Скинул с плеч мешок, стою, не могу налюбоваться.

Немного отдохнув, сел у заветного камня, леску размотал, насадил червя на крючок, забросил. Сижу, на поплавок никакого внимания не обращаю, от окружающей красоты глаз оторвать не могу... Справа послышался всплеск. Повернул голову и вижу: медленно продвигается просмоленная лодка, на водной глади от нее усы расходятся, бегут к берегу. На веслах — невысокий крепыш, на корме —огненно-рыжий великан сидит. Такие шутя двухпудовыми гирями играют. Третий, широко раскинув руки, сладко спит на ворохе новых капроновых сетей.

— Вставай, Тимофей, приехали! Хватит дрыхнуть! — толкая в бок спящего, басит великан.

Тимофей поднял голову, недоуменно посмотрел на товарищей, затем перевел сонный взгляд на берег. Повернулся на бок, достал выливашку, зачерпнул из реки воды и стал жадно пить.

Вода побежала по подбородку, заструилась серебряными нитями по широкой груди. Напившись, одобрительно крякнул, вытер ладонью давно не бритый подбородок, сдвинул на затылок шллку и сказал:

— Сколько водки ни пей — водой похмеляться.
— Можно пивом,— ответил великан.
— То в городе...
Великан, видимо бригадир, оборвал:
— Придержи лодку. Камни надо покрупней подобрать.

Не прошло и получаса, как эта троица умело перегородила устье реки сетями. Затем перекрыли две соседние протоки. Скрипя уключинами, лодка скрылась за островом.

Часа через полтора вновь послышался скрип уключин. Показалась та же самая лодка. Довольные уловом рыбаки причалили к берегу. Запылал костер под вместительным котлом, запахло ухой. Подошел я к ним, попросил перевезти через реку. На весла сел крепыш. Поплыли мимо сетей.

— Здесь есть рыбнадзор? — спросил я.
— Как не быть. Есть. Поймают, по тридцатке обеспечено. Да поймать не так просто.
— Вас ни разу не штрафовали?
— А за что? Мы на государство работаем. Артель.
— Но ведь перегораживать реку, да еще во время нереста, никому не позволено.
— На две трети позволено. А где две трети, там и побольше можно,— хохотнул он.— Услышим шум мотора — отведем конец и готово: проход есть. Скажут — мал, ответим — мол, течением нанесло... Зато завсегда улов есть.
— А совесть?
— Чего? Вот если бы совсем запретили ставить сети в устьях, тогда... А сейчас лафа. Да и то сказать, пора, видно, з другие места перебираться. Совсем мало рыбы здесь стало.
— А вы бы ее поберегли, не грабили, реку-то. Вот и не пришлось бы других мест искать. Запретить надо такую ловлю.
— Вот ты и попроси запретить. Ты ведь любитель, тебе сподручней...— опять ухмыльнулся мой перевозчик.
— У вас колхоз?
— Не, мы от райпищеторга ловим.
— Жаль, что один я тут. Пришлось бы вам уплатить по тридцатке,— вылезая из лодки, сказал я.
— То-то что один. Мы ведь тоже с понятием, соображаем, когда можно вот так, в открытую, а когда и попридержаться надо. А ты, дед, все-таки напиши куда следует. Напиши, тебе и ответ пришлют вежливый...— хихикая, цедил сквозь зубы браконьер.
— Смейся, смейся. Потом плакать будешь. А написать я обязательно напишу.

На этом мы и расстались. У берега плескалась рыба: окуни и плотва плотными косяками шли из озера на нерест в реку. Их, как и пернатых, зовет голос природы. Пернатые летят к местам гнездовий, рыба идет на нерестилища.

Встретив на своем пути сети, многие попадают в жадные руки браконьеров, другие вернутся в холодную воду озера; переполненные икрой, заболеют, погибнут тысячи икринок, затем погибнет сама мать. Волны выбросят ее на берег...

С невеселыми думами подходил я к хате старого друга — колхозного сторожа. Начало долгожданного отпуска омрачили, испортили хищники! Вообще планирую порыбачить в Хабаровске, поэтому подыскиваю гостиницы Хабаровска чтобы было комфортно и недорого.