Рыбалка на реке Десна

Над нами теплое августовское небо. Среди необъятных лугов, уставленных стогами сена, течет Десна. Мы плывем на плоту. Денис Семенович гонит его откуда-то из глубины брянских лесов в древний городок Новгород-Северский, а я, странствующий рыболов, только вчера напросился к нему в попутчики. Денис принял меня тепло, радушно. Он сам еще с детства заядлый удильщик. Чем ближе присматриваюсь к нему, тем больше убеждаюсь в чистоте его бескорыстной души, в прямом, сдержанно-твердом характере. Семенович кряжистый, широкоплечий, с задумчивыми черными глазами. Прокаленное на солнце продолговатое лицо Дениса, обрамленное седой, коротко подстриженной бородкой, кажется вырубленным из мореного дуба.

Полдень. От горизонта до горизонта небо закрыто жемчужными клубами кучевых облаков, но стоит появиться солнцу — и на землю льется благодатное тепло. На плоту дощатый шалаш, возле которого лежит на козлах широкая, пахнущая смолой доска,— это стол; мы сидим, обедаем.

— Ну, как ушица? — спрашивает Денис
— Бесподобное блюдо.
— Еще бы! Ведь свежий судачок-то не просто в воде, а в бульоне из ершей да с репчатым лучком варился.

Доев уху из алюминиевой чашки, плотогон вытирает полотенцем усы, расстегивает ворот рубахи, сыто покряхтывает.

— Ты вот говоришь рыбалка — дело любительское. Не перечу. Однако прямо скажу — рыболов рыболову рознь. Одни, например, обзаводятся удочками ради приятного времяпрепровождения. Другие первостепенным в рыбалке считают добычу, улов. А вот у меня, друг ты мой, все не так, как у других, получается. Чтобы позоревать с удочкой на реке, я готов переносить любые тяготы.

И в то же время большому улову не особо радуюсь. Взял на уху — хорошо! А если на жарево остается, то лучшего и желать не надо. Спроси меня: почему я плоты гоняю? Из-за заработка? Нет! — крутит головой Денис.— Директор леспромхоза давно говорит: «Семеныч, ты уже в летах, хватит на сплаве трудиться. Выбирай себе другую работу по плечу.

В обиде не оставим». Но я даже и разговор об этом вести не хочу. Не могу на такое согласиться. Плот для меня будто дом родной. И река, и зеленые леса, и луга расстилаются. А прежде всего,— пристукивает кулаком по столу мой собеседник,— удочки всегда под руками. Когда хочу, тогда и рыбачу. Увлекшись разговором, мы не замечаем, как за прибрежным бором река круто поворачивает влево. Впереди показывается клинообразная песчаная полоса.

— Эй-эй! — кричит Денис— Плот на косу гонит!

Схватив длинный шест, он подбегает к краю плота и, натужно упираясь шестом в вязкое дно, отпихивает его на стрежень. Я спешу к нему на помощь. Течение все ближе подбивает плывущую ленту бревен к косе. Выбиваясь из последних сил, мы противостоим его напору. Лицо Дениса багровеет, руки дрожат, на шее набухают вены. Только теперь я понимаю, что значит труд плотогона. Наконец, у края плота перед нами одна за другой появляются воронки. А через несколько минут, благополучно миновав косу, мы спокойно плывем посреди русла.

— У-фф! — облегченно вздыхает Денис, вытирая ладонью катившийся со лба пот.— Чуть-чуть не проворонили. Могли так взгромоздиться, что не всякий буксир стащил бы.

Перед вечером небо разъясняется. Неохватная голубизна! Лишь там, куда скатывается солнце, словно далекие хребты гор, виднеются сгрудившиеся золотисто-розовые облака. Воздух теплый и необычно прозрачный. На реке тишина, нарушаемая только всплеском рыб. Опасность позади.

Сидя на березовом чурбаке, Денис Семенович то и дело взмахивает легкой удочкой. Он ловит живцов-уклеек для наживки кружков на судаков, а я упражняюсь со спиннингом. Посылаю блесну под один берег, под другой. Сначала веду ее около дна, потом поднимаю и веду вполводы лесенкой. Десять забросов, но пусто. Еще взмах. Верчу катушку. И вдруг, как всегда, нежданно-негаданно кто-то стук по блесне. Удар сильный, уверенный, а вслед за ним отчаянный рывок в сторону.

— Взяла!
— Смотри, чтобы не сорвалась! — усмехается плотогон, снимая с крючка очередную уклейку.
Несколько минут напряженной борьбы, и я беру в подсачек порядочную щуку-черноспинницу.
— Есть почин!
— Вот и хорошо! — говорит Денис, не отрывая глаз от поплавка.— Не зря же я толкую тебе, что плывущий по реке плот—первейшее место для рыбалки. Возле него не только днем, но ночью всякая рыба держится.

Через полчаса меня радует еще одна щука, а Денис Семенович, кончив удить уклеек, принимается хлопотать по хозяйству: колет на ночь, дрова, пришивает к ватнику оторвавшуюся пуговицу, стелит постель в шалаше. Затем берет зимнюю удочку, оснащенную невзрачной на вид тускло-зеркальной блесной.

— Неужели сейчас на эту снасть можно поймать что-нибудь?— спрашиваю я.
— А почему бы нет! — пожимает плечами Денис.— Теперь на закате сам знаешь, как окунь хватает. А где он? Известно, там,— топает он сапогом по бревну,— под плотом за мелочишкой шныряет.

Переставив чурбак на средину плота, Семенович садится поудобнее и опускает блесну в широкую щель промеж бревен. Сначала он слегка дергает удочку вверх, потом постукивает по ней указательным пальцем, словно сбивая пепел с папироски. То же самое делает раз, второй... Рывок... Леска дрожит, ходит из стороны в сторону, а через минуту на плоту трепыхается с рукавицу величиной красноперый окунь. К наступлению сумерек Денис Семенович вылавливает еще четырех. У меня хваток больше нет. Перевалив быстротечный перекат, мы выходим на тиховодье огромного омута.

— Тут на прикол станем,— говорит Семенович.— Часов до двенадцати вздремнем и тронемся дальше.
— А почему только до двенадцати? — любопытствую я.
— Во-первых, потому, что к той поре луна взойдет, светло плыть будет. А во-вторых, с полуночи клев судака начинается.

С трудом подгоняем плот к берегу и привязываем канатом к старой раките. Забираемся в шалаш и на душистом сене вскоре забываемся глубоким сном. Но не успел я разоспаться, как, слышу, плотогон тычет под бок:

— Андреич, пора!

Над миром простирается тихая ночь. Ни звука, ни шелеста. Все вокруг выглядит таинственным. Над лугами плывет туман. Поднявшийся в зенит ущербленный месяц вдоль реки расстилает ровную, как стрела, играющую зыбью золотую дорожку. Плот плывет прямо по ней, но кажется, что мы стоим на месте, а плывут берега.

На воде прохладно, зябко. Я разжигаю костер, а Денис Семенович настраивает удочки. Снасть его отличается надежной прочностью. Это гибкое березовое удилище, на вершинке которого прикреплен колокольчик. На зеленоватой жилке большой пробковый поплавок, немного ниже — грузило и маленький с очень острыми крючками тройничок.

В свете луны и костра медвежья фигура Дениса Семеновича напоминает колдуна-волшебника. Двигается он медлительно, словно совершает обряд ведомого только ему священнодействия. Осторожно вылавливая в ведре и насаживая на тройники нежных уклеек, Семенович шепчет в усы: «Теперь, на исходе лета, судак хорошо берет только часа за три до восхода солнца. Живца надо так пускать, чтобы поближе ко дну плавал. При ловле ни стука, ни гомона. Должна быть полная тишина». Вскоре закидываем удочки. По бревнам ступаем тихо, изредка перешептываемся. Едва успеваем наполнить кружки чаем, как раздается мелодичный звон бубенчика.

— Есть!
— Шшш!—шепчет Денис.

Колокольчик динькает еще раз и, нарушая ночную тишину, заливается неугомонным звоном. Подбегаем. Одно из удилищ, пружиня, хлещет тонким концом по воде. Сразу видать, что на тройнике буйствует крупная, сильная рыба.

— Подсачек! — командует плотогон.

Короткий, но упорный поединок. Надрывный звон бубенчика, тяжелые, гулкие всплеоки, сопение и невнятный шепот Дениса Семеновича — все это приводит меня в трепет. Но вот борьба окончена, и мы любуемся судаком, приятно холодящим руки. Крепкотелый, колючий, с рисунком на крутых боках, он кажется вылитым из потускневшего серебра.

— Силен пострел! — расплывается в сдержанной улыбке суровое лицо Дениса.

Пока мы продолжаем затянувшееся чаепитие, начинает светлеть восток. Пролетая, кричит невидимая цапля. Со свистом проносится стайка крякуш. Далеко-далеко поют петухи, в седом тумане на лугах звонко, раскатисто ржут сытые кони. Ночь уходит. Мир пробуждается. Мы плывем навстречу заре.

Частные гостиницы Евпатории славятся своим гостеприимством, а также комфортным проживанием. Как-то я посещал те места, был там, на рыбалке, поэтому знаю, о чём говорю. Вам рекомендую именно частные гостиницы, потому как отношение к клиенту у них особое.