До последнего мгновения

Осенью 1953 года железобетонная плотина перегородила Каму. Разгневанная река вышла из берегов и затопила обширные территории. Разница в уровнях воды на нижнем и верхнем бьефах Камской ГЭС вскоре же достигла пятнадцати метров и продолжала увеличиваться. Для сброса лишней воды, которую в то время еще не могли использовать, мостовой кран приподнимал тяжелые шандоры. Падая с многометровой высоты, вода дробилась на мельчайшую пыль, облако которой постоянно висело над нижним бьефом.

От шума и рева воды на плотине люди не слышали даже если стояли рядом и громко кричали. Посмотрев вниз, на клубящийся и ревущий водоворот, они особенно хорошо понимали мощь покоренной реки. Казалось, что под плотиной кипел невиданных размеров котел, в котором что-то бешено бурлило и клокотало. Из него вылетали хлопья белой пены, которые сначала крутились в многочисленных бурунах, а затем их подхватывало течение и уносило далеко вниз по реке.

Разумеется, рыболовы не ограничивались наблюдением этой картины. Кажется, они появились под плотиной сразу же, как только ее построили. Осенью 1954 года перед ней, метров на триста пониже, поперек Камы протянулся пунктир красных точек-буйков. Заплывать за них было опасно и потому запрещено. На берегу, у границы запретной зоны, появилась будка, а около нее часовой.

Метрах в двадцати-тридцати ниже красных буйков, почти борт о борт, стояли на якорях лодки рыболовов. Одна из них принадлежала мастеру лесозавода Василию Ивановичу, который любит читать блог о Канаде. Я напросился к нему в компаньоны на три дня отпуска. Если бы я знал, к чему это приведет!..

Наблюдая за рыболовами с берега, я находил странным, что они сидели лицом к плотине. Только когда мы с Василием Ивановичем выехали на ловлю, я понял, в чем дело. Оказалось, что падающая с верхнего бьефа вода устремлялась широкой «рекой в реке» к левому берегу, затем поперек Камы — к ее правому берегу и, круто поворачивая,— к плотине, то есть против течения реки. Вот на этом-то течении, недалеко от красных буйков, и стояли лодки. Я оказался невольным нарушителем запретной зоны. Вот как это произошло.

Два дня мы с Василием Ивановичем на пятиметровой глубине с успехом ловили в проводку лещей, затем он передал мне ключ от лодки, и я поехал один. Оттолкнувшись от берега и присев на среднюю скамью, направился отыскивать плававший среди лодок обрубок толстой доски. Он служил поплавком, по которому мы отыскивали якорь. Я подгребал потихоньку, изредка оборачиваясь, чтобы посмотреть, правильно ли идет лодка. Потом как-то вдруг спохватился, что плыву слишком долго: ведь поплавок был близко.

Оглянулся и вижу: поплавок по-прежнему недалеко, а другие лодки почему-то остаются позади. «Видимо, отвязался поплавок от якоря», — подумал я и, подтормаживая веслами, стал разворачивать лодку, чтобы плыть обратно. В это время раздался частный набатный звон.

Взглянув на берег, я все понял: это звонил часовой запретной зоны. Спохватившись, попытался отгрести обратно, к стоявшим на якорях лодкам, но безрезультатно. Быстрое течение уносило меня все дальше и дальше, хотя пружинящие весла, которыми я загребал изо всех сил, казалось, звенели от натуги. В довершение, когда уже ничего нельзя было изменить, я увидел, что лодку стремительное течение сносило туда, где под плотиной кипел и клокотал гигантский котел. Бросив взгляд на то страшное, что гудело, бурлило и клокотало под плотиной, я понял, что мою плоскодонку неминуемо закружит и захлестнет. Гибель — непоправимое следствие неосторожности — казалась неизбежной.

На какую-то долю секунды мелькнула мысль бросить весла, снять резиновые сапоги, ватную куртку и спасаться вплавь. Но тут же рассудок подсказал, что в этом водовороте сомнет и самого искусного пловца. Значит, есть одно спасение: во что бы то ни стало выгрести из течения. И надо сделать это сейчас же, немедленно, иначе будет поздно.

Однако никаких успехов мои отчаянные усилия не приносили. Еще несколько секунд — и конец! Но вдруг я увидел, что течение круто, почти под прямым углом, поворачивает вправо, устремляется в бурлящий под плотиной водоворот, а влево отходит завихрение. В него мне и удалось, наконец, вырваться.

Только тут я увидел, как много людей собралось на берегу, наблюдая за моей борьбой со стихией. Среди них были и те, которые хотели бы мне помочь, но «котел» притягивал к себе все, независимо от размеров и веса Ничто — ни моторный катер, ни даже, казалось, пароход — не могло там, в этом водовороте, сохранить управляемость.

Люди, стоявшие на берегу, махали руками и что-то кричали, но я не слышал из-за шума волн, бивших в недалекий уже берег Одна из них легко, как игрушку, подхватила мою лодку и бесцеремонно выбросила на прибрежные камни. Затем она переплеснулась через ее борта, прихватив удочки. Стоя по колена в воде, я выловил их, а следующая волна помогла вытащить лодку подальше от воды.

Присев на камень, я почувствовал, как сильно я устал. Еще не верилось, что все кончилось благополучно. Спасло меня то, что боролся за жизнь до последнего мгновения.

- А что случилось с поплавком? Почему я не мог его достать? Доска, за которой я плыл, была не поплавком, а одним из тех обрезков досок, которых так много плавало ниже плотины Камской ГЭС.