Рыбалка на огненном озере

В этом году мне снова удалось провести отпуск на севере, в окрестностях старинного русского села Лальска. Красивое, большое, с белой церковью и колокольней, окаймленное с одной стороны светлой речкой с ласковым названием Лала, оно раскинулось среди пышных лугов и пряных душистых болот. Прямо к селу подступает могучий сосновый бор, гордость лальских жителей.

Пройдя через него, можно выйти на Краса-вино, откуда с высокого косогора открывается чудесный вид на широкую реку Лузу. Не стесняясь, вбирает она в себя мелкие речушки — Неглу, Крутиху, Лалу — и выходит на просторы северной тайги сильной и полноводной. Есть в окрестностях Лальска и глубокие лесные озера, богатые рыбой, только трудно добираться до них по лесным болотам.

Живет в селе мой старый знакомый, лучший рыболов в округе— Трофимыч. Работает он объездчиком в местном лесничестве. Иногда по неделе из леса не возвращается, так и ночует в дальних делянках. В каждый свой приезд я беру у него снасти, приманки и все рыбацкое снаряжение. Так было и на этот раз.

— А, отпускник явился,— обрадовался Трофимыч, увидев меня.— Заходи, заходи. Я тебе нынче сюрприз приготовил — целое озеро! Хватит тебе все по рекам, да по рекам рыбачить, пора привыкать к нашим северным озерам. Сегодня отдыхай, а завтра в путь, дорога предстоит дальняя.

На другой день с утра мы начали укладывать рюкзаки. Внук Трофимыча Петька усердно помогал нам.

— Поеду с вами на озеро,— вдруг заявил он.
— Нельзя тебе, мал еще, устанешь,— отмахнулся Трофимыч. Но Петька не отступил. Очень уж хотелось ему хоть немного побыть настоящим рыболовом — ночевать в лесу у костра, а главное, половить красивыми Трофимычевыми кружками.
— Не устану, пройду хоть сколько,— твердо сказал он.
— Ишь ты, какой прыткий! Ну, ладно, собирайся. Только чтобы не хныкать, не то живо назад отправлю.
Обрадованный Петька взвалил на плечи рюкзак и, выйдя первым за ограду, гордо зашагал впереди нас
— Шустрый больно,— ворчал Трофимыч.

Километров тридцать пришлось нам проехать в тряском вагончике лесной узкоколейки, проложенной к дальним леспром-хозовским делянкам. Маленький паровичок, натуженно пыхтя на подъемах, увозил нас все дальше в лес. На поворотах он раскачивался, а на остановках тоненько вскрикивал. Лесорубы выходили из леса, втискивались в вагон, молча курили.

От конечной остановки мы тронулись в путь по тропинке, известной только одному Трофимычу. Жаркое августовское солнце не проникало под своды густых, разлапистых елей, пахло сыростью, смолой, болотными травами. Невидимая лесная мошка беспощадно обжигала лицо и руки. Тропинка петляла в лесу, обходя топкие сырые места. Но с каждым шагом идти становилось все труднее. Ноги засасывал зыбкий пружинистый мох. Петька мужественно переносил все трудности дороги. Видно было, что он устал, хотя и старался не подавать виду.

— Может быть, сделаем привал? — предложил я Трофимычу.
— Нет, отдыхать некогда. Засветло надо до места добраться, а то стемнеет, тогда здесь ноги не вытащишь. Да скоро на место придем. Вот уж Горелая падь начинается, а от нее до озера версты три, не больше.

Настаивать было бесполезно, и мы молча продолжали путь. Вскоре за низким сосняком блеснуло зеркало лесного озера. Петька повеселел и зашагал быстрее. Тропинка привела на берег к большому рыбацкому шалашу, покрытому хвоей, прижатой березовыми жердями. С трех сторон шалаш загораживал от всех ветров низкий густой кустарник. За ним, в сторону леса, открывалась широкая зеленая луговина. Трава была скошена и сложена в стог, аккуратно обнесенный изгородью.

Сбросив рюкзаки, мы с Петькой забрались в шалаш и в изнеможении повалились на свежее душистое сено. Ноги гудели, приятная усталость разливалась по всему телу. Трофимыч долго что-то ворчал, собирая остатки сухих дров, разбросанных незадачливыми рыболовами.

— Ну, вот и все,— сказал он, присаживаясь около шалаша.— Красота-то какая. Воздух будто настоен смолой. И свежесть необъяснимая...

Место было действительно красивым. Озеро, имеющее форму большого круглого ковша, до краев наполненного темной коричневой водой, казалось бездонным. У берегов оно густо заросло камышом и ряской, за которыми покачивались на волнах чашечки белых лилий и кувшинок. Берег был мшистым, мягким, низкие сосны подходили прямо к воде. Ближе к лесу на сухих кочках, словно рассыпанная, алела крупная брусника, а поодаль высвечивала голубика, поместному— пьяника или гонобобель.

Немного отдохнув, мы пошли знакомиться с озером, а заодно наловить рыбы на уху. На ближнем берегу отыскали тихий заливчик и закинули удочки. До темноты нам удалось поймать несколько крупных темнобоких окуней. Когда мы вернулись к шалашу, уже стемнело. Над озером опустилась чуткая тишина. Только изредка слышались сильные всплески в прибрежных камышах. У берегов заклубился сизый густой туман. Крупная светлая луна поднялась над зубчатой кромкой леса.

— Роса будет холодная,— сказал Трофимыч, втаскивая сено в шалаш.— Видите, луна-то какая светлая. Теперь — спать. Утром рано подниму, озеро на восходе гореть будет.
— Как это гореть? — заинтересовался Петька.
—Так вот, огнем,— глухо отозвался Трофимыч,— утром увидишь.

Прозрачная ночная тишина неудержимо наплывала на озеро, отодвигая вдаль все шумы и шорохи леса. Только где-то вдали глухо бубнил козодой. Тени прибрежных сосен тянулись, ползли, окунаясь в черную воду. И вдруг что-то большое, темное упало в ближние кусты, а через минуту раздалось гулкое уханье. Филин — решили мы.

— Вот пугнуть бы его,— говорит Петька—Из ружья бы пальнуть.
— Незачем,—возражает Трофимыч,—не мешает он. Чего будоражить лес...

Петька глубже зарылся в свежее, пахучее сено и заснул. Я разгреб палочкой пылающие угли и подложил сухих веток. Костер ярко вспыхнул, языки пламени вырвались вверх, и я увидел, как большие серые тени заплясали в густом сосняке. Трофимыч наматывал на кружки лески, проверял крючки.

— Не бросай больше сучьев,— сказал он, щурясь от яркого света.— Полыхает только, а толку никакого. Лучше поди принеси два-три пня березовых — на всю ночь хватит. И тепло, и комара в шалаше не будет. Да и огонь не так заметен, кому ночью светить-то...

Я пошел к лесу за сухими кряжистыми пнями. Словно затухающие уголья, бледно светили осиновые гнилушки. Из ближних кустов с шумом вылетела испуганная ночная птица. Скрывшись в сосняке, она сердито закричала и захлопала крыльями. Когда я вернулся к костру, Трофимыч лежал, прикрывшись плащом, и смотрел на озеро.

— Принес, значит,— прошептал он, критически оглядывая мою ношу.— Ну вот, теперь до утра хватит.— Ночь-то сейчас длинна ли... Ложись, утром подыму рано.
— А вы почему не спите?
— Да так, видно, я уж отоспал свое. Лежу вот и думаю, как все-таки странно жизнь на земле устроена. Вот возьми хоть это озеро. Кажись, мертвое оно, а ведь и там, под водой, своя жизнь. Живности разной и растений всяких пропасть. Из рыбы здесь только щука да окунь, других я не лавливал. И вот ведь как ведется: в озерах рыба, в лесах зверь да птица, а над всем — человек. Человек — главное, он всему голова, потому как с понятием... Верно, а?
— Верно,— говорю я и стараюсь доказать, объяснить Тро-фимычу, что все в природе закономерно.
— То-то же, все закономерно,— соглашается Трофимыч,— а каждому в жизни свое...

Положив березовые пни в костер, я забрался в шалаш и зарылся в сено. Засыпая, слышал, как разговаривал сам с собой Трофимыч. Но спать долго не пришлось. Костер догорел, и утренняя прохлада пробралась в шалаш. Сквозь сон я услышал знакомый голос, хотя еще не мог понять, где нахожусь.

— Вставай,— толкал меня в бок Трофимыч.— Пора. Глянь-ка на озеро-то. Жалеть будешь, если проспишь такую красоту.

Я быстро поднялся, вылез из шалаша и взглянул на озеро. Изумительнее этой картины представить трудно...

Вставало свежее утро. Все вокруг было наполнено легким неощутимым светом и ласковой прозрачной тишиной, которая вот-вот должна была наполниться многообразием шумов и шорохов просыпающегося леса. Солнце чуть-чуть поднялось и позолотило темные вершины сосен. Потом небо на востоке засветилось более ярко. Легкие облака тоже загорелись. Седой пар отрывался от воды и поднимался над озером. Само озеро горело бордово-рубиновым пламенем. Чашечки лилий, яркими звездами вкрапленные в ткань озера, ожили.

Они излучали мягкий свет, словно их подсвечивали изнутри. Розоватые лепестки их, еще покрытые капельками росы, слегка вздрагивая, опускались на горящую поверхность воды. Прибрежные камыши курились красным дымком, а полукруглые листья кувшинок золотым ожерельем обрамляли озеро. На середине его вода, тихо колыхаясь, становилась огненно-бурой, затем вдруг вспыхивала всеми цветами радуги, и казалось, что какие-то упругие водяные кольца сжимают и затягивают в глубину бушующее пламя...

— Красота-то какая,— прошептал Трофимыч, неслышно положив мне руку на плечо.— Чувствуешь, как играет озеро?..

Я стоял зачарованный, вбирая в себя всю прелесть и свежесть лесного утра, стараясь понять таинственность захватившей все мое существо картины. Неожиданно я бросился к шалашу: жаль, если Петька не увидит такой красоты. Он проснулся, мгновенно выскочил из шалаша и, взглянув на полыхающее в разливе утренней зари еще не проснувшееся озеро, так и застыл на месте.

— Ух ты, горит-то как!—удивленно выдохнул он.— Точно горит. А пламя-то, пламя, как живое. И камыши горят, и вода. Как же это...

Трофимыч молчал, нежно лаская узловатыми пальцами колючую ветку сосны. На противоположной стороне озера клубился багровый туман, окутывая седые камыши и кустарники. Постепенно его покрывало становилось легким, прозрачным и, превращаясь в голубоватую дымку, исчезало. Лес ожил: запели птицы.

— Ну, теперь за дело,—скомандовал Трофимыч.— Ловите живцов, пока волн нет, иначе клева не будет.

Мы с Петькой устроились в тихом заливчике и быстро наловили десятка два некрупных окуней. Трофимыч возился в лодке, оказавшейся на озере,— поначалу мы ее и не заметили, проверял кружки, устанавливал глубину отпуска, раскладывал их по бортам в строгом порядке.

— Если восточный ветер потянет, щука пойдет,— сказал он, внимательно всматриваясь в синеющую даль неба.—Тодько бы живец не заснул. А пока надо держать его поглубже в воде.

Я опустил садок в воду и стал помогать Трофимычу. Когда все было готово, мы выбрались на берег.

— Подождем большой волны, тогда все кружки на глубину выбросим,— предупредил Трофимыч.—В тихую погоду щука на отмелях стоит, но взять ее здесь нельзя — заросли мешают, кружки на такой воде двигаться не будут, живцы тогда сразу уснут или запутаются.

Мы с Петькой наскоро ремонтировали плот, с которого предстояло рыбачить. Лодка на всем озере была одна, поэтому в удобных заливчиках в разных концах озера были привязаны самодельные березовые плоты, крепко схваченные металлическими скобами и покрытые дощатым настилом. На каждом из них лежало по два выстроганных шеста и широкие короткие весла. Плыть на таком плоту было удобно —он устойчив.

Трофимыч тем временем сварил чай из душистых смородиновых листьев и позвал нас. Ветер усиливался, на отмелях пошла крупная волна, зашелестели, задвигались камыши.

— Пора,—заявил Трофимыч.— Неси сюда садок и промерь глубину по средней линии в заливе. Заходить будем навстречу волне — так удобнее.

Дед на лодке, а мы с Петькой на плоту вышли в залив. Осторожно насадив живцов, расставили кружки в две линии, метрах в двадцати один от другого.

— Следи за той линией, а здесь я,—приказал Трофимыч.— Да лихо не дергай, вываживай, пока рыба не устанет. Щука здесь крупная может взять, а она хитрая и сильная, через плот может в воду выпрыгнуть.

Кружки, покачиваясь на волнах, медленно плыли в конец залива. Ни один не перевернулся — рыба не брала. На отмели, в камышах, часто слышались всплески.

— Это щука,—насторожился Трофимыч.— На отмелях кормится. Попугать ее нужно, чтобы выгнать на глубину.

Он поплыл на лодке по одной стороне залива, а мы с Петькой по другой. Наш плот прокладывал в камышах широкую дорогу, с хрустом подминая траву и озерную зелень. Шестами мы ударяли по воде, стараясь наделать больше шума. Расчет деда был точен. Не успели мы объехать залив и вернуться на середину нашей дорожки, как один из кружков перевернулся и быстро закрутился, уходя в сторону. Петька первым заметил его движение.

— Взяла,— закричал он так, что услышал даже Трофимыч. Мы налегли на шесты, но к середине залива глубина стала больше, пришлось подгребать веслами.

Зайдя против волны, я поймал багориком кружок, взял в руку леску и сразу почувствовал резкий рывок. Осторожно вываживая, я подвел рыбу к плоту. Петька держал подсачек наготове, но мне никак не удавалось вывести ее на поверхность. Рыба то рывком уходила в сторону, то забивалась под плот. Боясь оборвать леску, я сматывал ее с кружка и давал слабину. Наконец рывки стали слабее — рыба устала. Я осторожно снова подвел ее к краю плота, и Петька взял подсачеком. Это была щука. На Петьку она наводила страх своими выпученными глазами, и он выбросил ее из подсачека на плот.

— Оглуши ее колотушкой, иначе выпрыгнет,— крикнул Трофимыч,—отдыхает она.

Клев начался. Мы видели, что Трофимыч давно уже вываживает какую-то крупную рыбу, нырнувшую в камыши и запутавшую там леску.

— Ишь, плутовка,— сердился он,— не упрячешься, коли попала!

Он ловко на лодке врезался в камыши, вывел рыбу и взял ее в подсачек. К общему удивлению, это был большой темный окунь.

— Не постеснялся жадюга, на своего собрата клюнул,— возмущался Трофимыч, извлекая из его широкой пасти маленького измятого окунька.

Еще два наших кружка оказались счастливыми. Петька, как опытный рыболов, подсачеком выбросил щук на плот. Удача сопутствовала нам.

— Живо подъезжай,— крикнул нам Трофимыч, указывая на последний кружок, который все время спокойно стоял в заливчике, а теперь перевернулся и, раскручиваясь, уходил в сторону.

Мы были далеко, и поэтому, когда наш плот подплыл к кружку и я багориком зацепил леску, она легко пошла из воды. Рыба сошла.

— Опоздали. Горе вы рыболовы,— смеялся над нами Трофимыч,—А как таскала... Щука, видать, крупная.
— Ну и пусть, не жалко,— сказал Петька.— Всех не переловишь. У нас уже целых четыре...

Для первого раза для нас такой улов был большой удачей. Уставшие и довольные мы вышли на берег. И опять у нашего шалаша заструился синий дымок, закипел чайник, вкусно запахло ухой. Домой возвращаться не хотелось. Петька лежал на душистом сене, подложив руки под голову, и не отрываясь смотрел в далекое голубое небо.

Смотрел, как таяли вдали пушистые белые облака, как проносились над озером черные острокрылые стрижи, и о чем-то напряженно думал. Сегодня можно было легко разгадать все Петькины думы.., А думал он о том, как расскажет вечером своим друзьям-мальчишкам про огненное озеро, про настоящую утреннюю рыбалку.

Где можно получить недорогие услуги по оформлению визы в Англию? Я рассматриваю эту фирму www.ozr-uk.ru если кто-то пользовался услугами этой фирмы отпишите в комментариях, я планирую оформление визы в Великобританию.