Рыбалка в Авачинской губе

Если вас интересует куда сходить в милане тогда рекомендую вам посетить ресурс turizmik.ru. На этом сайте вы сможете получить полную информацию по этому вопросу.

Передо мной лежит фотография с оторванным, неровным краем. К стыду моему, оторванный край — это результат не совсем аккуратного обращения с конвертом письма от друга. Снимок сделан с сопки Никольской, что находится около города Петропавловска-на-Камчатке.

Эта длинная крутая лесистая сопка, у подножья которой плещется серо-зеленая вода Авачинской губы, является, по существу, петропавловским парком и больше известна под лирическим названием сопки Любви. Такое название целиком и полностью оправдывается. Где летними вечерами подавляющее большинство влюбленных пар из числа петропавловских жителей ищет уединения, как не на этой сопке?

Сопкой от губы отделяется самая спокойная ее часть, называемая Ковшом. Вот этот Ковш и изображен на фотографии. А в Ковше, среди толпы темных рыболовных траулеров, стоит «Витязь» — большой, красивый и до того белый и чистый, что кажется, будто на рядом стоящих судах и на берегу играют отсветы его сверкающей красоты. На обороте фотографии рукой, больше привыкшей к отвертке, плоскогубцам и паяльнику, чем к перу, написано: «Помни 1955 год и необыкновенную ловлю в Авачинской губе. Антон». Помню, Антон, такая ловля не скоро забудется...

Закончен очередной, 20-й, рейс «Витязя»—экспедиционного судна Института океанологии Академии наук. Позади два месяца круглосуточной работы в бурном весеннем океане. Завершен еще один этап океанографических исследований. Эти исследования в значительной своей части были направлены на обеспечение морского тралового промысла таких придонных рыб, как камбала, палтус и треска, а также выяснение мест и условий существования дальневосточных лососей в океане.

Как известно, лососи (кета, горбуша, кижуч, нерка, или красная, сима, чавыча) заходят на нерест в наши дальневосточные реки, выметывают в верховьях икру и все поголовно погибают. Мальки лососей, окрепнув, уходят в океан и находятся там до половозрелое™, которая наступает (в зависимости от вида лосося) по прошествии одного-четырех лет. В последние годы разведаны стада жирующих лососей в океане и налажен их промысел. Особенно интенсивно занимаются таким промыслом японские рыболовные компании.

Неограниченная эксплуатация лососевых стад в океане имеет сейчас результатом значительное уменьшение поголовья рыб, входящих на нерест в реки. Если его оставить без контроля, то настанет время, когда лосось в наших дальневосточных реках будет редкостью. Нужен обязательный контроль океанического лососевого промысла, а чтобы осуществить его, надо знать места обитания и запасы жирующих лососей. Для этого и понадобились наши работы в океане. Сейчас они закончены. Впереди — стоянка для пополнения запасов воды, продуктов, приемки добавочного оборудования, частичной смены специалистов и подготовки к следующему рейсу.

Стоянка в Петропавловске несколько затянулась по независящим от нас причинам. Сотрудникам экспедиции после длительной тяжелой работы в океане можно было немного отдохнуть. На Камчатке началось лето, установились солнечные, тихие дни. В такие дни рассеивается нависающая над горами дымка, и пейзаж дополняется изумительной прелести деталью — заснеженным конусом Авачинской сопки!

Ледяная красота ее теплеет от ласки победившего мглу солнца, она вспыхивает нежным румянцем и радостно светится ему навстречу. Вид сопки мирен и кроток. Только еле приметный, совсем крохотный седой хохолок дыма, который гнетется ветром то в одну, то в другую сторону, напоминает о том, что в недрах ее спрятана ярость. Сопка бывает временами грозной и опасной. Это один из самых активных действующих вулканов Камчатки. По количеству извержений он занимает третье место после Ключевского и Карымского.

Как-то, выйдя на палубу после обеда, я увидел у борта бухгалтера с удочкой. У его ног, уставившись на солнце неподвижным глазом и приоткрыв рот, лежала трехкилограммовая треска. Через минуту я был в каюте у капитана.

— Игорь Васильевич! Днем мы с вами не имеем возможности куда-либо выехать и не будем ее иметь, очевидно, до самого выхода в море. А что вы скажете насчет рыбалки как-нибудь вечерком? А?
— Правильно! Сегодня же едем! Но куда?

Развернули карту. Выбор пал на банку с глубиной 10—12 метров в восточной части Авачинской губы. Решили, что на рыбалку отправятся только испытанные рыболовы. Пойдем на мотоботе.

Для начала вызвали старшего электронавигатора и старшего электромеханика — заядлых рыболовов-любителей. Поведав им свой план, который был тут же с энтузиазмом поддержан, мы попросили их оповестить людей, намеченных в «экспедицию», и провести материальную подготовку предстоящего похода.

Вышли мы на место ловли уже в темноте. Встали на якорь. Всего нас одиннадцать человек. При свете фонарей начинается ловля. Каждый вооружен коротким удилищем, вырезанным из сосновой доски. Кому-то удалось раздобыть кусок проходившего испытания перлонового троса. Он распущен, и лески у нас перлоновые, прочные, но с узлами. К этим лескам на поводках подвязано по паре крупных тресковых крючков и увесистые свинцовые грузы. Тресковые крючки имеют длинное цевье, что удобно при извлечении их из пасти морской рыбы, берущей насадку с налету, жадно, взаглот. Крючки наживляются довольно большими кусками говяжьего мяса. Оно прочно держится на крючке и не требует смены в течение долгого времени.

Тихо. С океана в губу заползает густой туман и закрывает все береговые огни. За сырой стеной тумана возникает шум воды и работающей машины. Появляется тусклый и расплывчатый свет. В нашем направлении движется портовый буксир. Один из нас размахивает фонарем, буксир отворачивает в сторону, и вскоре натужное дыхание его растворяется во влажной кромешной темноте.

Корабли начинают перезвон. Половина двенадцатого, но мы еще без «хвоста». Откровенно сказать, мы и не надеялись на успешную ловлю в такое время, так как ни от кого еще не слышали, что донная рыба хорошо ловится ночью. Но, в конце концов, это ли важно? Важно то, что мы — на рыбалке, за любимым занятием и отдыхаем всей душой. Поймаем мы рыбу или не поймаем — нам не известно, но отдохнем мы наверняка. Сколько рыболовов-москвичей молчаливо переносят иронию соседей и домашних по поводу пустых их бидончиков и сеток, но счастливы тем, что побывали на рыбалке и, не смотря ни на что, отдохнули так, как не отдохнули авторы иронических улыбок, прошлепавшие в домашних туфлях весь свой выходной день.

Подергивание лески прерывает мои размышления. Подсечка! Пусто... Но сразу же, как только груз ложится на дно, опять начинается подергивание. На этот раз кто-то, упруго натягивая леску, ходит в глубине. Через минуту за борт переваливается некрупная камбала. Почин есть! Вижу, как электронавигатор торопливо двигает локтями, выбирая леску. На палубу шлепается крупная суматошная навага. Вот капитан подцепил небольшую камбалу. Но ловля идет, в общем, вяло. Когда занимается робкий рассвет и с появлением его уходит куда-то за горы туман, у нас оказывается пойманным не более двух десятков тощих камбал и наваги. Место, очевидно, не из блестящих.

Нас обуревает жажда поисков нового, более уловистого места. Якорь выбран, мотор, так неохотно принявшийся после ночной сырости и холода за работу, полегоньку разошелся и завел свою нехитрую, но бойкую песню. Очень свежо. Рыболовы натянули на себя всю запасную одежду и дремлют, примостившись где попало. Мотобот направляется к скалистому выходу из губы, где дышит холодом начинающий светлеть океан. Там на правом берегу высятся две высокие осклизлые темные скалы, круто обрывающиеся в воду.

Между ними на расстоянии около ста метров — небольшой залив. На узкую полосу серого прибрежного песка наваливаются глыбы оползшей земли, по которым стремятся к морю многочисленные крошечные ручейки. Выше — крутой подъем в гору, усеянный крупными камнями, с несколькими какими-то встрепанными небольшими деревцами, вразнобой наклонившимися в сторону залива. У края залива, недалеко от скалы, мы встаем на якорь. Глубина — всего 5—6 метров. Чувствуется течение. Уходят в воду крючки с кусками мяса. Не успевает натянуться леска — торопливая потяжка, и на кругах ходит хорошая, весом больше килограмма, камбала. Насадка опускается в воду, и снова кто-то нетерпеливо на нее набрасывается. На этот раз, дергая леску в разные стороны, на поверхность выходят сразу две камбалы.

Все сосредоточенно молчат, только слышатся плеск воды да звучные шлепки падающих на палубу рыб.

При очередной поклевке леска подается с трудом. Рыба лениво, но сильно тянет. В прозрачной воде обозначается ее изменчивый на волце силуэт. Она вяло переваливается через борт и с опозданием показывает силу своего хвоста, отшвыривая в сторону один из пустых ящиков. Это треска весом около 5 килограммов. За ней — опять камбала, еще и еще камбала... Но вот на леске опять повисает что-то тяжелое, идет без всякого сопротивления, как привязанный камень.

Из воды показывается широко отверстая пасть и шишковатая голова огромного, длиной около 70 сантиметров, бычка. Вот это чудище! Чуть не половину его длины составляет голова с прожорливой пастью, в губе которой застрял такой маленький тресковый крючок. Лениво поднимаются жаберные крышки, а с них свешивается бахрома мелких пиявок. Бычок — рыба неподвижная, предпочитает отлеживаться в камнях, подстерегая добычу,—вот на него и цепляется всякая дрянь.

Опять камбала, тяжелая, толстая. Когда придавливаешь ее, чтобы вынуть крючок, из нее появляется какая-то зелень, рачки и целые некрупные живые ракушки. Вперемежку с камбалой хватают насадку треска и бычки, но они редкость по сравнению с ней, не дающей насадке и секунды побыть в покое. Наполняются ящики, наполняется бочка, на палубе— груда рыбы... Устали поколотые руки, заболела спина. Может быть, хватит? Пожалуй, хватит. Вытащив якорь, мы подгоняем мотобот к песчаному берегу и жадно набрасываемся на еду, запивая ее пригоршнями ледяной воды из журчащих, бойких ручейков.

К кораблю подходим, когда уже все позавтракали. Сейчас же на палубе собирается толпа. Она жаждет веселья. Еще бы! Ну как не посмеяться над сонными, усталыми и конечно же «пустыми» рыболовами! Широко осклабившись, боцман отпускает в наш адрес первую шутку. Стоящие около него матросы весело смеются, очевидно собираясь повторить эту шутку нам. Боцман свесил через борт красное улыбающееся лицо. О, как оно вытянулось! А тут еще послышался голос капитана:

— Боцман! Убирать рыбу! — Боцман что-то крикнул матросам и суетливо бросился к грузовой стреле.

В этот раз только одной камбалы оказалось около 700 килограммов.

В каюте меня уже ожидал представитель местного радиовещания. Опять начинались дела. И в бесконечной их веренице вдруг выплывали передо мной две скалы, серое свежее утро, слегка тронутая рябью серо-зеленая поверхность воды, под которой где-то внизу толпились камбалы, вырывая друг у друга, жадно глотая насадку, и тянули вниз кончик сосновой палки удочки.

Выбрав время, мы еще два раза съездили на это место: один раз утром, другой вечером. И возвращались оттуда уставшие от непрерывного вываживания рыбы, с исколотыми руками. Вероятно, мы случайно наткнулись на богатое донными организмами место, где постоянно собиралась прожорливая камбала в часы кормежки. После трех наших поездок на рыбалку в рефрижиратор судна было положено более двух тонн камбалы. А наловленная нами рыба за плавание всем порядком надоела, так что иногда за столом начиналось перемывание косточек не в меру ретивых рыболовов. Так уж всегда бьюает: не поймаешь — плохо, а поймаешь — тоже не всегда хорошо.